Абоимов Н. И.
Р а с с к а з ы о б Э В Е Н К А Х
/ сборник рассказов – ЧАСТЬ 2 /
ОГОНЬ В ЖЕЛЕЗНОМ ЯЩИКЕ
Улукиткан помнил и рассказывал, как появилась в тайге первая палаточная жестяная печь. Тогда по тайге прошел слух, что люди научились держать огонь в железном ящике и что нет теперь в чуме дыма. Эвенки издалека ездили смотреть на это чудо. Со временем печь прочно вошла в быт таежников и до сих пор служит им.
ПИЛОТ НОЧЬЮ НЕ ВИДИТ
Зимой вечера длинные. Сидим с дедом, чиним сбрую, лямки, узды, подпруги. Где-то высоко в темноте слышно, как летит самолет. Улукиткан спрашивает: "Юра, как он ночью летит? Ничего не видно". Я стал объяснять ему про навигацию, компас, приборы. Дед удивленно покачал головой и говорит: "Все равно он не видит, куда летит".
ПРОСТО ЛЮБОВЬ
"Как-то простыл я сильно, и меня положили в больницу", - начал Юра свой рассказ о деде. Улукиткан в тот вечер приехал из тайги, и ему об этом сказали. "Утром я проснулся рано, часов в шесть. Слышу, стукнула дверь, потом приближающиеся по коридору шаги и характерное покашливание моего деда. Эвенки, особенно таежники, часто так делают, чтобы не напугать другого человека и как бы подать сигнал о своем приближении, они покашливают. Слышу, вышла медсестра и спрашивает: "Что вы, дедушка, хотите?". "Юра жить будет?", - как-то робко спросил Улукиткан. - "Да, все нормально уже. Будет ваш Юра жить. Будет", - ответила она. - "Ну, тогда я пойду", - сказал дед, и шаги его удалились, и снова стукнула входная дверь. Такого чувства тепла и беспокойства обо мне я больше в жизни никогда не испытывал. Оно до сих пор живет во мне", -закончил Юра эту маленькую историю.
СОХАТОВАТЬ!
"Юра! Завтра поедем сохатовать, я проследил, где зверь днюет", - сказал Улукиткан. С вечера мы приготовили все необходимое: лапчатые унты, лыжи, подшитые камусом, оленьи дошки. Проверили оружие. Утром выехали на нартах. К нартам деда была привязана его собака Патет. Эта собака была им особо научена. Она молча, по запаху, выводила охотника к добыче. Дед рассчитал направление ветра, чтоб мы оказались с подветренной стороны. Не доезжая, оставили оленей с нартами и встали на лыжи. Подшитые камусом лыжи и меховая амуниция позволяли продвигаться бесшумно и незаметно. Через какое-то время Патет забеспокоился, натянул поводок и уверенно стал тянуть за собой деда. Улукиткан обернулся и подал мне сигнал: снимаем лыжи. Дед двигался медленно, поднимал ногу и ставил ее в новое место, стараясь, чтобы не было никакого шума. Он оборачивался и показывал мне: "Тихо... Тихо..." Я замирал то в неудобной позе, то с поднятой ногой. Мне это не очень нравилось, но я терпел. По поведению собаки и деда я чувствовал, что зверь где-то рядом.
Время напряглось и тянулось медленно, в такт нашему ходу. Но вот Улукиткан остановился и показал мне в направлении скопления мелкого березнячка. Сохатый лежал метрах в семидесяти от нас и был хорошо виден. Вот он поворачивает большие уши, прислушивается. Дед очень любил такую охоту, она требовала особого мастерства и навыка. Еще дед говорил, что раньше некоторые охотники могли подкрасться к отдыхающему сохатому вплотную и потрогать его. Делали они это на спор, чтоб показать свое умение и ловкость.
НЕХИТРОЕ ДЕЛО
Приехав из Ташкента в Бомнак, в первый год попал я в стадо "Ток". Командовал здесь Юра Трифонов. Было ему 29 лет, но по таежному опыту он уже умудренный человек. Была у него собака Тайга. Кобель был знаменитый тем, что не боялся медведей, Такие собаки среди пастухов очень ценятся, они помогают охранять стадо. Медведи, при случае, всегда готовы поживиться олениной, приходится с ними воевать. У меня же был в то время шестимесячный щенок Дозор. Он еще нигде не отличился, только гонял куликов по краю озера. Сидя в палатке за ужином, я спросил Юру: "Как мне научить моего Дозора, чтобы он шел на медведя?". "Дело, Коля, нехитрое, главное надо, чтобы ты шел на медведя сам".
ЛУЧА БЕГИН ЛУЧА
Стадо Ток. Олени, пастухи-эвенки, бригадир Юра Трифонов - внук знаменитого Улукиткана. И я среди них. О чем еще можно мечтать романтику, мальчишкой начитавшемуся увлекательных книг Фенимора Купера, Григория Федосеева? Ночью мне еще снятся сны, что я снова в Ташкенте. Просыпаюсь, осознаю свое истинное положение и радуюсь: "Слава Богу, я в тайге". Как-то утром Юра сказал: "Сегодня едем искать отбившихся оленей". - "А маут брать?" - спросил я. "Смотри, как хочешь", -ответил он. Едем всей бригадой. Юра впереди прокладывает тропу, и я уже знаю, что у него правый олень - знаменитый в стаде передовой Эрнай. Он даже по наледям ведет караван прямо. А вот и олени - голов тридцать. Пастухи достали мауты*, стали ловить оленей. А я свой не взял. Ловля оленей - занятие увлекательное и азартное, каждый старается показать свою ловкость - один я без дела. Когда поймали оленей, я подошел к Юре и обиженно сказал: "Я же спрашивал тебя, брать маут или нет". - "Коля, солдат оружие должен иметь всегда под рукой. Маут - оружие пастуха. Будет маут - будут олени. Что будет с солдатом, если он не возьмет оружие в бой?" - с хитроватой улыбкой ответил Юра. Он обернулся к пастухам, и сказал: "Ехор-мохор! Луча бегин луча". Все засмеялись. "Говори по-русски, я же не понимаю", - сказал я ему. - "Я про это и говорю, что русский есть русский". А "Ехор-мохор", как я узнал позже, было придуманное им самим выражение, и вставлял он его, когда был особо чем-то недоволен. Позже, мы с улыбкой вспоминали этот эпизод, а если у меня что-то не получалось, то уже я в свое оправдание говорил: "Лучабегин луча".
*Маут - аркан, которым ловят оленей. Сделан из кожи дикого оленя.
МУДРЫЙ ОБЫЧАЙ
Первый эвенк, у которого я жил и с которым охотился, был Николай Егорович Романов. За глаза все его звали Никулас. Охотник он был хороший, и без добычи мы домой не возвращались. Привозили на нартах и мясо. По моим понятиям, городского жителя, видевшего мясо только в магазинах, туша сохатого — это целое богатство. И ее должно хватить на полгода, не меньше. Но у нас она разошлась очень быстро. По приезду в поселок к нам потянулись гости. Ксения Александровна, жена Николая Егоровича, варила мясо в эти дни помногу и всех угощала. Еще я заметил, что она никого из гостей не отпускала с пустыми руками. Выйдет в кладовку, принесет кусок мяса, завернет его в газетку, и гостья уходит с подарком. Когда кончилось свое мясо, мы без него не остались. Теперь Ксеня приносила его от других охотников, вернувшихся с промысла. Позже я узнал, что этот обычай существовал у эвенков всегда. Соблюдается ли он сейчас? Очень редко. Мир эвенков, как и весь окружающий мир, сильно изменился, и приоритеты отданы иным ценностям.
СОВЕТ ШАМАНА
Гену Яковлева я знал, еще когда он учился в школе. Потом вместе работали в стаде. Это был человек, излучающий доброту и любовь. Эти качества он проявлял всегда, ко всем и ко всему, поэтому у него никогда ни с кем не было недоразумений. Также он был очень трудолюбив, всегда чем-нибудь занят. Когда-то в детстве, вспоминал он, мне довелось быть на рыбалке. Отец с матерью и братьями городили реку Купури. Был там с нами и последний эвенкийский шаман Илья Иванович. Я был очень суетной, все время за что-нибудь хватался, старался помочь старшим. Вечером валился с ног от усталости. Как-то старик подозвал меня и говорит: "Гена! Будь немного ленивым, проживешь долго, как я". А было Илье Ивановичу около ста лет, и он еще кочевал с нами. С тех пор я помню его совет, а выполнять его не всегда получается.
НА СОБОЛЯ САМОСТОЯТЕЛЬНО
Летом пошел я в лесоустроительную экспедицию рубить просеки. Каюрить к нам приехал Олег Сахаров. На оленях он развозил продукты и собирал отчеты с токсаторских участков. Добродушный, всегда веселый, любил поговорить. "Был я пацаном, учился в шестом классе", - вспоминал он. - На зимние каникулы взял меня отец с собой в тайгу. Я уже умел ловить петлями зайцев, стрелял рябчиков из "тозовки". - "Поедем завтра на охоту вместе, я тебя буду учить следить соболя", - сказал отец. - "Нет, - ответил я ему. Дай мне твоего Серого, он тебе соболей загоняет и мне загонит". Хотелось самому отличиться. Утром собрали оленей, я поймал седового, привязал к нему Серого и верхом поехал искать соболиные следы, которые я уже мог отличить от заячьих. Следы оказались недалеко. Слез с седового, прошел по ним и отпустил Серого. Он понюхал один, второй и равнодушно побежал в сторону. Я окликнул его и снова, взяв на поводок, стал идти по следу "сюкая" Серого. Проведя его метров двадцать по следу, еще раз отпустил. Серый даже нюхать следы не стал. Я его поймал еще раз, накричал и потащил по следу. Отпустил - не идет. Сгоряча я схватил ветку и пару раз его успех хлестнуть. Серый взвизгнул и быстро скрылся с глаз.
Со слезами на глазах я подъезжал к палатке. Серый лежал на своей подстилке из веток и на меня не смотрел. "Иди, попей чайку", - выглянул из палатки отец. - "Ты мне дал плохую собаку. Она годится только на отделку", - сердито сказал я ему. Отец ничего не ответил, он не любил спорить попусту. Попили чай. "Поеду, посмотрю твою охоту", - сказал отец. Вернулся он скоро. Я был все еще обижен и молчал. "Олег, Серого не ругай и не бей. Будет он тебе загонять соболей, но по старому следу, да еще в обратную сторону, ни одна собака соболя не догонит". На следующий день мы ехали на охоту втроем. Отец учил меня различать следы. Когда был найден свежий след, Серый стал рваться с поводка, повизгивая от нетерпения, а когда его отпустили, он умчался по следу, взвихривая снег. В тот день мы привезли в палатку трех соболей.
У Н Т Ы
"Алгаминское" стадо оленей находится в верховье река Алгама, ей оно и обязано своим названием. Конец октября, пастухи во главе с бригадиром Климом Романовым стоят в это время на Чакатае, на своей главной базе. По первым порошам соболюют и бьют при случае забредших в стадо диких согжоев (оленей). Эти дикие животные (курба) спариваются с домашними, что нежелательно, так как нарушается генофонд. Получившиеся от любви оленята (баютканы) своенравны, а если сказать проще - дикошары. Есть у эвенков любители заниматься с такими гибридами, что требует особой сноровки и терпения. Иногда из них получаются очень хорошие рабочие олени, но это - исключение.
Как-то под вечер залаяли собаки. Вышли пастухи из зимовья, смотрят - едут люди. Едут верхом со связками оленей. Кто такие? Оказалось свои, каюры из экспедиции. Работали с геологами до самого снега. Добираются в Бомнак, заехали в гости. Морозы застали их без зимней обуви, в резиновых сапогах ехать было невозможно. Они нашли интересный выход, надели на ноги "пробные" мешки. Эти мешки геологи используют для сбора образцов камней. Сшиты они из прочного брезента. Вместо стелек использовали то же средство, что используют в унтах - траву хаикта - прочную, теплую, водостойкую. Из рукавов фуфаек сшили чулки. Делается это просто. Пришил к проему подошву, выкроенную из этого же рукава, и чулок готов! Одеваешь его на ногу, наматываешь портянку, засовываешь в мешок и по щиколотке перевязываешь тесемками. Брюки одеваешь сверху. Тепло, легко, и добраться до Бомнака вполне хватило.
БАБУШКА СЮДО
Эво Сюдо - бабушка Сюдо, так ее звали все в Бомнаке. Она жила самостоятельно. Когда к ней не зайди, она всегда чем-то занята. Шьет унты, тапочки, рукавицы, чинит таежникам зимнюю одежду. На печке - горячий чай, на столе - хлеб, печенье, конфеты. Она любила угощать. Таежная необходимость (когда с мороза пастухи и охотники присаживались к печке, и она наливала им горячий чай, чтобы они согрелись не только снаружи, но и изнутри) была перенесена сюда. Было ей лет за семьдесят, но еще три года назад она кочевала в стаде. Брал ее с собой Юра Трифонов. Большую часть времени они следили за оленями, но осенью, по первому снегу, белковали. Белки было много. Эво Сюдо управлялась со своими обязанностями в палатке, ловила своего седового и тоже ехала белковать. Собака находила зверька, а стрелять бабушка умела хорошо. Еще она искала и запоминала беличьи гнезда "чапы". За день находила их до десятка. Юра рассказывал, что она с охоты возвращалась всегда позже, чем он. "Я уже чай попью пару раз и ужин сварю, а ее все нет", - вспоминал он. Появлялась уже в сумерках. Объясняла, что проверяла беличьи гнезда, которые нашла днем. "Белки, как и мы, возвращаются домой ночевать. Собираются по две-три в гнездо, так им теплее и веселее", - говорила она. Из этих гнезд бабушка Сюдо добывала белок больше, чем я за день. Длинными вечерами пили с ней чай, кушали, разговаривали. Я включал "Спидолу". Ее Эво Сюдо терпеть не могла - нарушался ее спокойный ритм жизни. По этому поводу я сочинил даже частушку:
Хороши вечера на Току,
Если жарится мясо в соку.
Я люблю под "Спидолу" дремать.
Ее бабка готова сломать.
Давно нет Эво Сюдо, охотится она в иных мирах, но чувство тепла и благодарности живет в сердцах тех, кто ее помнит. Спасибо тебе, Эво Сюдо.
ВОДНЫЕ ПРОЦЕДУРЫ
Спускался я на плоту по Зее с Джугармы. На Карчилаке эвенки вели в это время учет оленей. Они с этим заканчивали и уходили на Купуринскую Лучу. Проплывая мимо, я заночевал у них, а утром поплыли в Бомнак вдвоем. Илья Яковлев - пастух Лучинского стада - отправлялся со мной в отпуск. Плыли мы с ним три дня, время для разговоров было, и рассказал он мне поучительный случай из своей таежной практики. Может, кому-нибудь пригодится.
Осенью, в начале ноября, уже под вечер возвращался я в палатку. Спустился на речку и пошел по льду. До палатки оставалось километра три, когда меня угораздило провалиться и намокнуть по самую грудь. Мороз к вечеру крепчал, и одежда через километр стала как панцирь, сковав мои движения. К тому же намокли спички, и я не мог спастись костром. Вспомнил, что старики учили в таких случаях лезть опять в воду, чтобы оттаять. Ледяная вода жалила холодом, хотелось быстрее выскочить, но приходилось терпеть.
Чтобы добраться до палатки, еще дважды пришлось проделывать эти водные процедуры. Хорошо, что с детства каждый таежник приучен, уходя на охоту, оставлять в палатке мелко наколотые дрова, наструганные стружки (куагамда) и коробок спичек. Трудов стоило зажечь спичку. Пальцы не держали их. Когда начинал чиркать, они или ломались, или падали. В конце концов живительный огонек вспыхнул, стружки подхватили его и через несколько минут потрескивание дров радостной музыкой наполнило душу. Теперь я знал, что буду еще жить.
"УДАЧНОЙ ОХОТЫ"
Осенью стояли мы обычно на реке Улягире. Здесь - наша зимняя база. В середине октября выпал снег и пошел по нему гулять "ходовой" соболь. Следы везде, даже к загородке кораля натоптали соболя свои тропки. Пастухи охотились с собаками, принося каждый по несколько соболей. Лида Тимофеева, жена Володи Романова, попросила его сделать ловушку, чтобы и она могла участвовать в этом азартном мероприятии. Володя поставил ловушку недалеко от зимовья. Лида каждый день ходила ее проверять, но ничего не ловилось. Да и не могло ловиться, так как рядом пастухи уже выловили соболей. Чтобы как-то порадовать жену, Володя в ее ловушку подсовывал соболей, которых добывал сам. Лида приносила соболей и очень радовалась. Как-то Волокан засунул в ее ловушку двух соболей сразу, головами в разные стороны. И на этот раз, она не догадалась, что это шутка. Мы, конечно, посмеивались между собой, но для нее это осталось тайной, а вернее, "удачной охотой".
ПСИХОТРЕНИНГ
Как-то зимой ездил я на охоту с Колесовыми. Санкандя (дядя Саша) - высокий, седой старик. Всегда спокойный, доброжелательный. Балба (тетя Варя), его жена, - веселая, любившая пошутить. Одну из ее шуток я помню и сейчас: "Мы - люди-эвенки, мы - не медведи, хоти живем в тайге", - любила повторять она. Гоша - их сын и мой друг. На охоту дядя Саша с Гошей ездили вместе. Дядя Саша был опытным охотником, но зрение у него стало совсем слабым. Гоша же только начинал охотиться, набирался опыта и был "глазами" отца. Гоша показывал отцу соболиный след, а тот тыявуном* трогал его, и по твердости определял его свежесть. Когда след становился мягким и рассыпался на тыявуне, отпускали собаку, которая соболя загоняла. Стрелял Гоша, дядя Саша на дереве соболя не видел. Вечером дядя Саша отогревал у печки прозябшие за день руки, колени и спину. "Молодого мороз гонит, а старого гробит", -говорил он с виноватой улыбкой. Тетя Варя хлопотала по хозяйству, варила супы, каши, пекла вкусные эвенкийские лепешки на соде (эведышки*). Отвечала она также за аптечку и считала себя специалистом по таблеткам.
Утром перед завтраком и вечером перед ужином повторялась одна и та же процедура. Она доставала аптечку, раскрывала ее и начинала перебирать упаковки таблеток, спрашивая при этом: "Сан-кандя, таблетки кушать будем?". - "Будем", - отвечал дед. -"Норсульфазол будем?". - "Будем". - "Аспирин будем?". - "Будем". Набиралось несколько видов таблеток, и они их гуртом отправляли в рот. Мне казалось, после выпитых таблеток они как-то приободрялись. Происходил своеобразный психотренинг. Пасли они оленей и жили в тайге, пока совсем не ослабли, а дядя Саша к тому же почти перестал видеть. Когда они перебрались в Бомнак, я часто заходил к ним, они для меня были родными людьми.
*Тыявун - посох. Делается обычно из тальника и служит для того, чтоб удобно было садиться в седло и подгонять оленя.
*Эведышки - эвенкийские - Эвэды..
ЛУЧА
Илья Иванович прожил долгую жизнь, он прожил больше ста лет. Когда он был мальчиком, первый раз увидел лучу (русского). Луча ему не понравился. Он был высокий, у него были светлые волосы, глаза голубые, как озерки, и большой нос. Он был некрасивый - эвенки такими не бывают. Он говорил, а понять его было нельзя. Когда он заметил меня, то полез в карман и достал белый камушек. "Сахар", - сказал он и протянул его мне. Я напугался и спрятал руки за спину. "Сахар", - еще раз повторил он. Мне стало страшно. "Что хочет от меня этот человек с большим носом, похожий на сову?" Отец обнял меня за плечи и, подталкивая ласково к незнакомцу, сказал: "Возьми, Ильякан, этот сахар и положи в рот, он сладкий как морошка". Сахар оказался даже слаще.
Когда вечером легли спать, я вспомнил, что на речке есть такие же камушки. Они снились мне всю ночь. Проснувшись, я не стал даже пить чай, а бегом спустился к речке. Бродил по косе, находил белые камушки, клал в рот, но они были несладкие и не таяли во рту. Луча жил у нас несколько дней. Все его звали Инженер. Отец говорил, что он ищет тоже камушки, только желтые. Когда он ушел, то озеро Оконон, на котором его встретили, мы стали называть Инженер, а одну из речек, впадающих в Зею, Луча.
С БОЛЬЮ И УКОРОМ
Я - из рода эвенков. Тайга - до сих пор мой дом. Много веков назад мои предки, приручив оленя, научились кочевать быстро и широко, был бы ягель оленям да нам охотничьи места. Иногда мы кочуем, чтобы посмотреть новые земли. Это до сих пор у нас в крови, нам всегда хочется заглянуть чуть дальше: вон за ту сопку, за тот кривун, за тот перевал.
В городах люди ходят на выставки и в музеи, в кино и на спектакли, чтобы посмотреть картины жизни, а мы постоянно любуемся красотой природы и ее жизнью. Восходы и закаты радуют нас своим естественным многоцветьем, каждый ключик поет нам свою песню. Бесконечное разнообразие красок, звуков, мир растений и животных безо лжи и фальши наложили на нас эти качества. Мы также жили естественной жизнью, пасли оленей, растили детей, любили, грустили и радовались.
Обычаи, верования и наша таежная культура вырабатывались тысячелетиями и бессчетным количеством поколений, привносивших свои знания, навыки, опыт. Но пришли люди и сказали нам, что мы живем неправильно и начали нас учить и заставлять жить по-другому. Они сами никогда не жили в тайге с оленями и не знали, чтобы с ними жить, надо иметь особый навык. Но они думали, что лучше знают всё. Они заставили нас поселиться в поселках.
С той поры мы стали жить "искусственной" жизнью. Места выпаса оленей и охотпромысла стали далекими, а рядом стояли магазины с алкоголем. Детей забрали в интернаты на гособеспечение, там они были обуты, одеты и накормлены. С нас сняли первейшую обязанность, которая заставляет человека быть ответственным. Женщины перебрались в поселок, и тайга для них стала темным лесом, в который идти не хотелось. Мужчины остались в тайге с оленями. Семейные и родовые связи и обязанности нарушились. Охотники и пастухи, приезжая к новогодним праздникам и весной, к Дню оленевода, ходили из дома в дом и пили, пили, пили. От алкоголя сгорали, замерзали, совершали преступления. Творилось пьяное безумие. Моих сверстников остались единицы, даже пальцев на одной руке больше.
Многие из ушедших моложе меня, а некоторые годятся мне в дети. Заросли в тайге тропы, о былом многолюдий напоминают еще многочисленные старые дюкча (таборы), куреканы (загоны для оленей), лабазы. Они, опустевшие, смотрят на нас с болью, жалостью и укором, смотрят глазами тех людей, которых мы знали, заходили к ним в гос,ти в палатки, жили с ними одной жизнью. Алкоголь подвел людей к краю пропасти, и к оставшимся стало приходить осознание беды. Радует то, что постепенно кто-то уходит с этой тропы и появляется надежда, что наши дети выберут снова естественный путь, путь с природой, путь по которому они будут уверенно идти в будущее.
ТРИ ЛОВУШКИ - ОДИН СОБОЛЬ
Тетя Катя Трифонова ездила с Кириллом Сафроновым, своим мужем, летом каюрить в экспедицию, а зимой охотиться. Как-то они заехали к нам в стадо, на Току, где я впервые их увидел и познакомился. Тетю Катю у нас заинтересовали ящики из-под продуктов. Она стала их разбирать и дощечки связывать в пучки, а гвоздики выпрямляла и собирала в мешочек. Я спросил:
"Для чего они вам?". - "Ловушки из них сделаю. Я ящики всегда забираю на стоянках геологов, геодезистов, лесоустроителей. Вечером сделаю ловушку, днем - поставлю. Три ловушки - один соболь", -объяснила она. После этой встречи я тоже последовал ее примеру и стал ловить ловушками и верховыми кулемками, всегда помня, тети Катины слова: "Три ловушки - один соболь". Они подстегивали меня и придавали уверенность в успехе.
ЗИМОЙ ТРАВЫ БЫТЬ НЕ ДОЛЖНО
Мы сели семьей обедать, когда к нам в гости пришли дядя Гриша Трифонов с женой, тетей Полей, и сынишкой Павликом. Они - пастухи с Брянты, в Бомнак приезжают один-два раза в год. Павлику лет пять, красивый, краснощекий. По-русски не говорит, а что-то постоянно лопочет по-эвенкийски. Видно, что ему все в поселке интересно. Позвали их к столу. Павлик что-то спросил у матери, и все расхохотались. Я ничего не понял. Видя мое недоумение, тетя Поля объяснила: "Павлик про тушеную капусту с картошкой думает, что это трава. Спрашивает, где ее зимой нарвали?"
КАЖДЫЙ ОХОТНИК – ПОЭТ
Пришел в верхнее зимовье на Сугжаре. Два дня назад через него выходил с Биранджала Виктор, мой брат. Оставил в моей тетрадке запись об этом. А от перенесенного в этот день впечатления оставил стих.
Навалило снега по самые уши.
Натоптался вволю, мама твою в душу.
Мокрый и усталый, дотянул к избушке,
Отогрелся чаем из большущей кружки.
Ну и что с того, что соболь нё попался?
Я и так доволен, что сюда добрался.
Заварил в кастрюле кашу я крутую
И лежу на нарах, да и в ус не дую.
Полистал тетрадку, почитал заметки...
Захотелось тоже в ней оставить метки.
Темнота сгустилась, дело ближе к ночи,
Печь пыхтит тихонько, радио бормочет.
Чайник замурлыкал. Ну, чайку заварим,
Выпьем пару кружек и опять на нары.
Хорошо с устатку так вот поваляться,
Но пора и баиньки, будем расслабляться.
НЕ ДОВЕРЯТЬ НЕТ ПРИЧИН
Егор Родионов до конца своих дней жил в тайге. Старая рваная палатка его стояла на Сугжаре. Старик скучал по людям, но в поселок не шел - не любил беспокойную поселковую жизнь. Мое зимовье было выше, и когда я до него добирался, то останавливался у деда попить чайку. Носил я летом с собой карабин "Барс" - легкий, удобный, надежный - он придавал в тайге уверенности. 
Дед его разглядывал и хвалил. Сам он носил ружье-одностволку. Как-то я его спросил: "Как раньше эвенки справлялись с медведями? Стрельнешь с кремневки, а перезарядить не успеешь". - "Кремневка - это еще хорошо", - ответил он. - Я помню случай, когда два охотника поднимали из берлоги медведя, и, кроме топоров и ножей, у них ничего не было. Договорились, что если не смогут зарубить медведя, когда тот из берлоги будет вылезать, то один из них подставит медведю спину, а другой его топором добьет". Все это я воспринимал с сомнениями, но Егор говорил об этом серьезно. Не доверять ему у меня не было причины.
МЕДВЕЖЬЯ ИСТОРИЯ
Солнце, растопив снег над берлогой, тяжелыми каплями разбудило окончательно ее обитателя. Берлога становилась для медведя неуютной. Тепло и яркий свет тянули его наружу. Выбравшись, он потянулся, покатился с боку на бок, разминая косточки, и не спеша побрел вниз по склону сопки. Добравшись до реки, направился по ее течению. На речке, по берегам и косам, лежали разбросанные ледоходом глыбы льда. Медведь брел между ними. Иногда ему выпадала удача: он находил снулую или убитую при ледоходе рыбину, тут же съедал ее и двигался дальше. В устье небольшого ключика медведь наткнулся на охотничью избушку. Остановился, стал принюхиваться, стараясь уловить запах съестного. Долго ходил вокруг, не решаясь подойти. Хозяева ее, отохотившись зиму, уже с месяц, как ушли в поселок.
Не обнаружив опасности, осмелел медведь. Выдавив окно, влез в зимовье и попал прямо к столу, на котором хозяева оставили керосиновую лампу, приемник, банки с солью, сахаром, перцем, лавровым листом. Медведь съел сахар. Дальше попалась банка с перцем, которая, конечно же, перевернулась, перец рассыпался. Доверяя больше всего обонянию, нюхнул мишка содержимое банки. Что тут началось... Перец попал на лапы, в нос, глаза. Медведь отфыркивался, тряс головой. Ничто не помогало. Ужас обуял зверя. Он стремглав выскочил из окна и, подкидывая свой отощавший за зиму зад, пустился в чащу. Через некоторое время к избушке приплыли на лодке охотники, которые легко разобрались в произошедшей здесь с медведем "трагедией". Долго смеялись они над незадачливым грабителем и были очень рады тому, что перец спас избушку и продукты от разорения.
ЗАЧЕМ ОЛЕНЕНКУ РОГА
В верховьях Тока зимой нередко выпадает большой снег. Оленям, чтобы добраться до корма, приходится копать настоящие траншеи. Особенно тяжело оленятам и самкам. Случается, в оленьем стаде возникают драки из-за расчищенных копанин. И что удивительно - оленята-сеголетки не уступают в этих битвах взрослым быкам. А происходит это так: бык своими широкими копытами, как лопатой, раскидывает снег до ягеля. И только примется он за еду, как тут же появляется олененок и острыми, как шило, рожками начинает отгонять быка. Тому нечем ответить. Дело в том, что в первый зимний месяц сразу после гона бык сбрасывает свои огромные и крепкие рога. Еще недавно грозный для всего стада, этот величавый красавец становится беззащитным перед малышом. Остается одно: снова разгребать снег, добираться до ягеля, хотя покормиться на новом месте опять-таки, как видите, не всегда удается. Вот такую маленькую, но очень важную хитрость природа придумала для слабых в борьбе за жизнь.
ГОРНОСТАИ
Первый раз я увидел его у избушки в конце ноября, когда выпал глубокий снег. Правда, увидел не самого зверька, а его глаза. Две черные бусинки несколько раз вынырнули из-за снежного бугорочка и исчезли. Я стоял, не шевелясь, хотел узнать, что же за гость пожаловал к моему жилищу? Осторожно повернул голову вправо. Вот он, горностай! Он смотрел на меня изучающе и без страха. Мелькнула мысль добыть его, но тут же исчезла. Не было охотничьего азарта: зверюшка сама лезла в руки. Понаблюдав еще немного, я ушел в зимовье, занялся своими делами. Когда стемнело, за стенами домишки послышались шорох и возня. Несколько раз в проеме окна, заваленного по самые стекла снегом, мелькнула тень непрошеного соседа. Ах, ты нахаленок! Поужинав, я подкинул в печурку дров, погасил свечку и улегся на нары. Хорошо лежать вот так, в теплой тишине, после долгого пребывания на морозе. Убаюкивают плавающие по полу, стенам красные блики от гудящей печки. Вдруг на освещенном полу возникла черная тень. От неожиданности я привстал. И тут же тень метнулась под нары. Кто это? В неярком свете зажженной спички я рассмотрел в углу дыру - лаз. Постарался горностаюшка.
Утром, выйдя из зимовья, я увидел такую картину: в ящике, где хранились потроха кабарги для приманки, восседал горностай. До него было всего метра полтора, но зверек не двигался, смотрел на меня с явным вызовом. Да, видимо, голод был так велик, что пересилил страх перед человеком. Я вернулся в избушку, нарезал кусочками сырое мясо. Горностай будто ждал меня, но близко не подпустил. Встал на задние лапки и угрожающе зациркал. Однако от мяса не отказался. Съел.
На следующее утро я ушел на другой участок тайги и вернулся назад только через три дня. Под навесом у входа в зимовье все было засыпано перьями рябчиков. Так, опять похозяйничал мой квартирант. От подвешенных тушек заготовленных мною рябчиков остались одни головки. А вечером явился и горностай. Прожили так мы с ним вместе, соблюдая нейтралитет, до конца охотничьего сезона. Зверек вовсе перестал меня бояться. Охотно ел из моих рук. Очень я привязался к этому живому, своенравному существу, разделявшему мое одиночество. На следующий год я ждал возвращения горностая. Но он не пришел. А я не оставляю надежду, что однажды он снова зашуршит под нарами, глянет на меня своими глазами-бусинками и циркнет недовольно в ожидании угощения.
СКАЗКА О СТАРОМ СОБОЛЕ И СТАРОМ ОХОТНИКЕ
Однажды в дни великого перемирия, когда и звери, и люди стали братьями, встретились на лесной тропе старый охотник и старый соболь. Оба были настолько стары, что у одного слезились глаза и хрустели суставы, у другого клочьями висела шерсть. Встречи в тайге бывают редкими, а особенно братские встречи человека и соболя, поэтому оба решили отдохнуть и, как это делается у людей, узнать новости. Разговор шёл охотничий. Я уже говорил, что старик-человек был охотником. Но и старый соболь был охотником. Правда, человек уже давно не ходил на зверя: ослабели ноги, глаза плохо видели, дрожали руки. А погибать от медведя он не хотел.
Старик-соболь тоже не мог похвастаться своими подвигами. Никогда уже не завалить ему кабарги, даже нахального колонка, что поселился на его угодьях, не прогнать. Но в одном они были равны - в большом жизненном пути. Разговор шёл охотничий: о ягоде, о грибах, об орехах. Оба говорили, что мать-тайга в этом году расщедрилась и выставила на стол все свои яства, что год этот - год большого урожая. Старый соболь говорил, что его собратья в это зиму будут сыты. А сытый соболь - весёлый. А весёлый соболь - добродушный, даже мышки не тронет.
Долго они ещё говорили, и, в конце концов, старый соболь сказал: "Много я прожил в этой тайге, много видел, много знаю. Но одного до сих пор не могу понять: почему охотник ловит соболя, белку, волка, росомаху, берёт шкуру, а мясо выбрасывает? Зачем она ему? Есть её нельзя, одет он в другую шкуру. Ответь мне, охотник-человек". Старик замолчал. Он не знал, как объяснить соболю-охотнику, что, не имея личной нужды в его шкуре и мясе, он ловит его. Долго думал, но ответить так и не смог. Не смог человек признаться соболю-охотнику, настоящему охотнику, достойно прожившему свою жизнь в борьбе за неё, в том, что всю свою жизнь он сам был просто орудием лова, а не охотником. Орудием лова в руках денег.
ПОСЛЕДНИЙ СОХАТЫЙ
Последний сохатый метался по тайге из края в край и не мог найти себе покоя ни днем, ни ночью, ни зимой, ни летом. Пешком и на лыжах, на оленьих упряжках и лошадях, на снегоходах и мощных вездеходах, на моторных лодках, днем с биноклями и прицелами, ночью с фарами, обвешанные всевозможным винтовками и ружьями, проникая в самые отдаленные и глухие места, преследовали его люди, беспощадно и жестоко. Если раньше сохатый не боялся машин, то теперь уносился прочь, чуть заслышав механический гул. Но никакая настороженность и данная природой способность к выживанию уже не помогали ему, и из всех своих многочисленных сородичей он остался один. Давно погиб ли от пуль отец и мать. Одного из братьев, убив и подцепив еще теплого за ноги, утащили по воздуху на винтокрылой машине. Сохатый остался один. Обречено смотрел он на своих преследователей. Зверь понимал, исчезни он, человек найдет себе другие жертвы, и их ждет участь его собратьев. Также он понимал, что, в конце концов, такая же участь ждет и человека, который, оставшись один в этом мире, завоет от тоски и одиночества, поздно осознав, что красоту, данную ему творцом, он перевел на кучи отходов. Поэтому сохатый изо всех сил старался выжить. Выжить, чтобы выжило все живое на земле. Выжить, чтобы выжил и его преследователь-человек.
СНЕЖОК И РОСОМАХА
Снежок сегодня загнал на елку росомаху. Она бродила по нашим путикам и ловко чистила капканы и ловушки от приманки, но вот недавно угодила в "нулевку". И пошла она гулять с капканом. Теперь зверь вовсе не уходил с моих путиков. Я наживлял ловушки, она их обдирала. Я совсем уже отчаялся. У меня не было больших капканов, а на Снежка надежды было мало. Слишком он молод, ему всего семь месяцев, а росомаха для него - зверь серьезный. Но он отличился. Почуял росомаху метров за двести. Я только увидел, как он, бежавший впереди, рванулся и исчез за деревьями и кустами. Буквально через минуту-другую услышал его писклявый лай. Но на этот раз в его голосе слышались другие нотки: лаял реже и отрывистей, чем на белку и бурундука, с которыми имел уже дело. Да, я не обманулся - это была росомаха. "Наша" росомаха, с "нулевочкой" на лапе. Даже с капканом она ловко залезла по стволу елки. Я выстрелил, она упала и почти не дергалась. Снежок сначала лаял со стороны, потом осмелел: подскочит, ухватит зубами и отскочит назад. Осторожность соблюдал, пока не убедился, что сопротивления не будет. Тут он вошел в такой раж, что пришлось на него кричать и силой оттаскивать. А вечером в зимовье Снежок воевал с росомашьей шкурой, а вернее, со мной, так как я воевал на ее стороне. У Снежка был такой азарт, как будто он дрался с настоящим живым зверем. Повоевали минут десять, а потом я убрал росомаху на полку. Снежок же продолжал заходиться в лае. Пришлось послать его на место - под нары. Команду эту он выполняет хорошо, но на сей раз полез под нары с неохотой и долго вострил нос и уши наверх, где, как он, по-видимому, считал, затаился его враг.
ПО ЛЬДУ
Речка замерзла первым льдом, чистым, прозрачным, с голубоватым оттенком. Хорошо видно дно, покрытое галечником. Стайки хариусов при моем приближении разлетаются в разные стороны. Изредка попадаются ленки - эти отходят медленно, уверенные в своей недосягаемости. Но я хочу рассказать о том, как этот лед восприняли мои шестимесячные щенки - лайки Снежок и Дружок. Лед уже держал меня, и идти по нему намного легче, чем по береговым валунам. Щенки же еще льда в своей жизни не видели. Стоя на берегу, трогали его лапками у кромки, но ступить боялись, отходили и снова бежали по валунам. Тогда я сам вышел на берег, взял их за шиворот и вытащил на лед. Дружок сразу лег на живот. Снежок держался на полусогнутых ногах. Оба испуганно повизгивали. Снежок не выдержал и так же, на полусогнутых, добрался вновь до берега. Дружок же привстал, протянул вперед лапу, пытаясь поставить ее как бы не на лед, а на просвечивающееся дно. Лед для него не существовал. Координация движения его была нарушена. Но он все же пробирался к берегу и, не доходя с метр, смешно на него выпрыгнул. Я еще несколько раз вытаскивал щенков на лед в надежде, что они поймут, где легче дорога. Но все повторялось, как и в первый раз, они боялись этого льда. Ночью выпала порошка, и на следующий день по припорошенному льду щенки бежали резво. Еще через несколько дней уже смело бегали и по прозрачному льду.
ВОЛК И СНЕЖОК
Речка Мульмуга еще не замерзла полностью, но забереги были крепкие, и по ним можно было идти. Мы со Снежком отошли от зимовья пару километров, когда увидели следы. Это был крупный волк-самец. Спустившись с правого берега, он, как и мы, направлялся вниз. Следы были вчерашние. Снежок понюхал след, но особого внимания не обратил. Без приключений мы прошли еще километров пять. Вдруг Снежок что-то почуял и быстро умчался вперед. Через минуту-другую я услышал его лай. Выйдя из-за кривуна, я увидел Снежка, но сразу не понял, на кого он лает. Потом уловил, как от береговой скалы отделилась еще одна собака. Мелькнула мысль: или потерялась, или кто-то из охотников где-то неподалеку. Но какая огромная собака! Она была выше моего Снежка почти в два раза. И тут сознание резануло: "Волк, который шел по заберегам". В это время волк полез на крутой берег. Снежок - следом. Я, стараясь не шуметь, побежал к этому месту и через тальники тоже выбрался наверх. Тайга здесь - редкий листвянник, но рядом заросший ольхой ключик. Оттуда раздавался лай Снежка. Я стал подкрадываться и увидел их снова. Волк, сгорбившись и поджав хвост, медленно уходил, а Снежок был в двух шагах от него. Волк оборачивался и грозно щелкал зубами. Выбрав удачный момент, чтоб не мешали кусты и ветки, я прицелился, и выстрелил ему по лопаткам. Он как-то вяло подпрыгнул, сгорбился еще больше и выбежал из ключика на чистое место. Снежок после выстрела наседал еще смелее и умудрился схватить волка за зад. Момент был удобный. Я, прицелившись, нажал на курок. Зверь упал, Снежок кинулся на него и вцепился в глотку, но волк был уже мертв. Это был старый самец, сильно старый. У него не было ни одного целого зуба. Пеньками торчали клыки. Оторвано одно ухо. Сняв шкуру, я вспорол ему живот и посмотрел содержимое желудка. Желудок был пустой, если не считать комочка голубицы, да немного какой-то травы. Волк умирал от старости и голода, вот поэтому и смог его Снежок удержать. Этот некогда сильный зверь не пережил бы наступающую зиму, и наша встреча ускорила конец начавшихся предсмертных мучений.
ТВОРЧЕСТВО
Муравей тащил хвоинку на самый верх муравейника. Его упорству я позавидовал, потому что осознал, что он творит одну из гармоний в этом бесконечном мире. Часто ли мы тащим те "хвоинки", которые создадут красоту, а не кучи мусора?
Я шел умиротворенный по улице. Божественное состояние наполняло мою душу. Хотелось творить добро, радость. Собака выскочила из-за угла неожиданно и с визгливым лаем набросилась на меня. Я резко нагнулся, схватил камень. Злость, ненависть, желание уничтожить это зловредное существо вытеснило все божественное. Моей душой развлекался Дьявол...
ПОДАРОК ДУХА ТАЙГИ
Ноябрь. После охотничьего дня устаешь, и спать ложишься рано. Сигнал - моя собака - пристроился рядом с палаткой с другой стороны брезентовой стенки. Ночью он разбудил меня взлаиванием. Я заворчал на него, постучал по брезенту. Он умолк. Утром, когда я вышел из палатки, Сигнал лежал на том же месте, а в метре от него на верхушке лиственницы сидел соболь. Дух тайги сделал нам подарок. "Багива*, Сэвэки**!".
*Багива - спасибо.
**Сэвэки - дух удачи, помогающий таёжникам.
НЕЙТРАЛИТЕТ
Завтра мы уезжаем из стада. Чтоб наши рабочие олени не ушли с общим стадом, мы их привязали на длинные узды на ягельнике. К утру выпала порошка, и когда я пошел их проверить, они лежали, припудренные этим снежком. К одному из них вела стежка свежих соболиных следов. Видно, как он подошел к лежащему оленю, понюхал его, удостоверился, что это не его добыча, и так же неспешно удалился.
НАУЧИСЬ СНАЧАЛА ЕСТЬ
Охотником в совхоз я устроился, имея понятие об этой профессии только из книжек. Пришлось учиться. Азарта было много, а толку мало. Афанасий Петрович, с которым я начинал охотиться, видя мою суету, часто мне говорил: "Идешь на охоту, азарт в палатке оставляй". В то время мне очень хотелось самому добыть сохатого. "Подожди добывать, сперва мясо есть научись", - поучал Афоня. Он приметил, что я ем мясо безо всякого разбора. Он же был в этом деле специалистом, знал, где самые лакомые и вкусные кусочки, что можно есть сырым, что полусырым с кровью, а что варить надо долго. Когда он готовил, все было аппетитным и вкусным.
Время шло, я учился есть. Как-то охотились мы с ним на сохатого загоном, и опять мне не повезло. Афанасий Петрович отличился. Видя мое расстройство, он мне говорит: "Не переживай, учись обдирать и разделывать. Убьешь, а разделать не сможешь". Он же, ловко орудуя одним ножом, снял шкуру и раскидал огромную тушу на части, удобные для перевозки на нартах. С брюховицы у него получилось два мешка. В один он собрал кровь, в другой - кишки. Все было сделано аккуратно и чисто. Я учился у него и этому навыку. Когда же пришло время добывать самому, я умел и есть, и готовить, и разделывать, - это очень важно" Много лет спустя в разговоре с парнем-эвенком я сказал, что в стаде я был один русский. Он посмотрел на меня удивленно и произнес: "А я всегда думал, что вы эвенк". Это стало для меня неожиданной и очень ценной наградой.
...............................................................................
Рафаэль Морицович ПЛАКСИН,
московский поэт-романтик
и просто очень хороший человек.
* * *
Был, наверное, свыше мне знак.
Или мысль оказалась на взлете,
Взял однажды билет я в Бомнак
И махнул туда на самолете.
Над весенней тайгою трясется АН-2,
Над закованной в лед быстротечною Зеей.
И устала крутится моя голова,
Я на землю эвенков, балдея, глазею.
Самолет заложил вдруг вираж над заливом,
Тарахтя, приземлился на бренной земле.
Я не знал, что сегодня я стану счастливым
И два дня целым веком покажутся мне.
Здесь меня приютят в абоимовском доме,
Обогреют, накормят лосиной губой.
Будут сниться в Москве мне якутские кони,
Молчаливые лайки и простор голубой.
Мне два дня показалось в сто лет,
Но ведь это же счастье, однако.
Так когда ж вновь куплю я билет на АН-2,
На два дня до Бомнака.
Б О М Н А З И Я
Был мороз самой высшей пробы, Над землею - ни ветерка.
Спят олени, зарывшись в сугробы, У палатки два белых щенка.
Угнездились, пригрелись, сопят, Только пар потихоньку клубится.
На снегу мои ангелы спят, Спрятав в лапы не морды, а лица.
Не Европа здесь и не Азия - Эвенкийская сторона.
Ах, Бомназия, ты, Бомназия, Фантастическая страна.
Здесь природа - и мать, и девочка, И невеста в самом соку.
По сугробам бежит эвеночка на свидание к жениху.
Унты вспыхнули ярким бисером, Как жемчужина в небе луна.
Им судьбой на роду написано Захмелеть в любви без вина.
Не Европа здесь и не Азия -Эвенкийская сторона.
Ах, Бомназия, ты, Бомназия, Фантастическая страна.
Ты и нежная, ты и грубая, С хитрецою раскосых глаз.
Приютила ты, приголубила, Отогрела меня не раз.
И чего бы я дурью маялся, В час нелегкий судьбу кляня,
Я б, наверно, сто раз отчаялся, Если б ты не любила меня.
Не Европа здесь и не Азия - Эвенкийская сторона.
Ах, Бомназия, ты, Бомназия, Фантастическая страна
.................................................................................................
Н. АБОИМОВ
НАКИТ
Я как-то однажды приехал сюда
И с первого взгляда влюбился в тебя.
Теперь он мне снится, тот сказочный вид,
И горы, где ключик с названьем Накит.
Одни пастухи здесь пасут оленей,
По первому снегу тропят соболей.
Здесь время неспешно, вода здесь - хрусталь
И тянет куда-то хребтовая даль.
Поеду на отдых к своим оленям,
Я сердцем, душою давно уже там.
Ты очень красивый, как твой хризолит,
Покрыт весь цветами прекрасный Накит.
Не надо мне в Сочи, где море у ног,
Мне как-то роднее наш Дальний Восток.
Не надо мне к морю, где Ялта стоит,
Мне нравится больше наш ключик Накит.
ОЛЕНЕНОК
Месяц май на Току - золотая пора.
Оленят на снегу подарила весна.
Вы на тонких ногах появились на свет,
Мать в ветвистых рогах принесла вам рассвет.
И я вижу восторг в этих черных глазах,
Так храни же вас Бог, чтоб не быть вам в зубах.
Волчьи стаи вокруг, много здесь медведей
И боюсь я за вас как за малых детей.
Подрастай, оленёк, и мужай поскорей,
Напои его Ток, накорми повкусней.
А когда подрастешь, то с собою возьму
И объедем с тобой с края в край всю тайгу.
БОМНАКСКИМ СОБАКАМ
Наш далекий поселок, наш любимый Бомнак,
Примечателен тем он, что здесь много собак.
Но они не кусаются, никого не грызут,
У калиток валяются, на охоту идут.
Есть собаки-лосятницы, медвежатницы есть,
Есть у нас соболятницы, без дипломов, но есть.
Я прошу вас, друзья мои, вы любите собак,
С ними он примечательней, наш таежный Бомнак.
Я щенка заведу себе - белого кобелька.
Через год по порошке с ним мы возьмем соболька.
А они не кусаются, никого не грызут,
У калиток валяются да хозяина ждут.
Я прошу вас, друзья мои, вы любите собак,
С ними он примечательней, наш таежный Бомнак.
ОСЕНЬ НА ТОКУ
В верховьях Тока осень - чудная пора. Желтою порошей с лиственниц хвоя.
А быки-олени создали гарем, За любовь дерутся, все без перемен.
Разгулялась осень, дождичек густой, Вся земля покрылась желтою листвой.
Время и природа не замедлят бег, Даже здесь торопится двадцать первый век.
Пастухи в палатках табором живут, Чаек попивают да мясцо жуют.
Чудная природа, дивный уголок... Сохранить навек бы тебя, стадо "Ток".
ОЛЕНЬИ СТАДА
Вертолет над тайгой летит,
Вот внизу бежит ключик Накит.
Рядом с ним Юрин табор стоит,
Дымокур у палаток дымит.
Оленьи стада, оленьи стада...
У жизни таежной"-- своя красота.
Вертолет на поляну присел,
Винт, крутясь, свою песню допел.
Я шагнул в этот сказочный мир.
И глаза в изумленьи раскрыл.
Оленьи стада, оленьи стада...
У жизни таежной - своя красота.
Здесь воздух целебный мне сил придает,
Здесь пища такая, аж просится в рот.
Мне нравится "чукен*", Люблю я "уман**".
В мозгах от названий Кружится туман.
Оленьи стада, оленьи стада...
У жизни таежной - своя красота.
Уже целый месяц Живу среди вас.
Мошкой, комарами Искусан сто раз.
Но все равно сильно Мне нравится тут.
Учусь в совершенстве Кидать я "маут".
Оленьи стада, оленьи стада...
У жизни таежной - своя красота.
Один недостаток, Что женщин здесь нет.
На этот вопрос Очень сложен ответ.
Хоть кто-то из женщин, Вернитесь в стада.
Пусть смех ребятишек Звучит здесь всегда.
Оленьи стада, оленьи стада...
Хоть кто-то из женщин вернитесь сюда.
Оленьи стада, оленьи стад...
Пусть смех ребятишек звучит здесь всегда!
АЛГАМА
На север от Бомнака - Алгама. Страна, где Клим пасет свои стада.
Меня он просит: "Снова прилетай, И песню сочини про этот край".
Алгама! Алгама! Алгама! Здесь по сопкам пасутся стада.
И в жару, холода и пургу Оленей люди здесь берегут.
Есть здесь с названьем масляным река, Хоть масла не видала никогда.
Но кто ж ей дал название тогда? Аририкта, Аририкта, Аририкта.
Чтоб память о минувшем сохранить И предков имена чтоб не забыть,
В журчанье ручейка и в песнях вод Я слышу имя бабушки Сюдот.
Мы кочуем по всей Алгаме, Здесь везде, в общем, нравится мне.
Но зимой уезжаем мы в край, Где течет Накатай, Накатай.
Ну, а главное все же народ, Здесь который, кочуя, живет.
Редкто кто о нем песни поет, Но надеюсь, меня он поймет.
Алгама, Алгама, Алгама! Здесь по сопкам пасутся стада.
И в жару, холода и пургу Люди здесь оленей берегут.
*Чукен - полусырое вареное мясо с кровинкой. **Уман - костный мозг
ЧП НА ВОДЕ.
Часто с охотниками – промысловиками случаются непредвиденные случаи при кочёвках на лодках по горным рекам. Хорошо когда они заканчиваются благополучно. О некоторых таких происшествиях мне рассказывал Володя Барышников. Его промысловый участок находится в верховье реки Зея. Здесь горы Станового хребта зажали её воды в узком ущелье, и она беснуется своенравная быстрым течением, то сужаясь, образует высокие волны, то размыв и унеся песок, обнажает каменистые перекаты.Туристы – водники,преодолевая её пороги, получают за это спортивные разряды, получают новые впечатления и адреналин, а Володя вот уже более тридцати лет ходит по её водным стремнинам, работая охотником.Самое тяжёлое для него это заброска продуктов и необходимых вещей осенью на участок, на зимний промысел.
Лодка в таком походе загружена по максимуму, груза не меньше тонны. Сваренная из листового железа, одиннадцатиметровая лодка «оморочка», требует особого навыка при управлении. В Бомнаке Володя один из опытнейших кочевников по нашим таёжным рекам. Из его многочисленных рассказов, я поведаю вам два, они приоткроют вам страничку этой жизни.
Третий день Володя с напарником добираются до Джугармы, на гружённой продуктами и вещами на сезон охот промысла лодке/
При глубокой воде легко можно пройти это расстояние за два дня. Но давно не было дождей, Зея обмелела, и заброска на участок даётся трудно. Приходится лодку по перекатам тащить на себе, иногда расчищая дно и проталкивая её вагами, а в самых мелких местах разгружать её, перетаскивая груз на себе. В этот день они остановились на Карчилаковском зимовье. Доберега при такой воде было далековато, поэтому лодку привязали за торчащее с берега бревно.
Утром, когда проснулись и вышли на берег увидели, что вода в реке сильно поднялась, а бревно и привязанную к ней лодку унесло. Стало понятно, что в верховье прошёл дождь, а вода здесь в горах скатывается оченьбыстро,стремительно наполняя русло. Володя хорошо знает эту способность реки, знает её характер, знает трагические примеры. Когда – то давно, в этом районе реки, немного нижеустья Джугармы, прихлынувшая ночью вода, смыла геологов, расположившихся на ночёвку на одном из островов. Были жертвы.Этот приток воды Володя тоже мог предположить, но понадеялся на безоблачное небо.
Теперь вариант для охотников был один, попытаться догнать уплывшую лодку, а это значит надо двигаться вниз по Зее, осматривая берега и протоки. Вслучае если она не обнаружиться, то придётся выбираться в Бомнак, безпродуктов зиму на участке не протянуть. Так и поступили, и к вечеру прошагав и не найдя лодку, упёрлись в левый приток Зеи, речкуКупури. Вода и в ней сильно поднялась, преодолеть её с ходу не удалось. Надежда переночевать на метеостанции « Локшак», до которого оставалось пройти всего четыре километра, рухнула. Делать плот и преодолеть Купури времени уже не хватало, быстро смеркалось и вот – вот навалиться темнота. Ко всему прочему начинал идти снег, первый в этом году. Срочно занялись заготовкой дров для ночного костра и обустройством табора.
У костра кое – как перетолклись, всю ночь шёл снег, навалило его выше колен. Утром, только начало светать, взялись делать плот для переправы.Переплыли на нём Купури, и усталые добрели до метеостанции. Здесь их ждала радостная весть. Лодку, целую и невредимую, ниже Локшака в сорока километрах, поймал и перегнал сюда Лёва Затылкин. Каким – то чудом лодка проплыв почти шестьдесят километров, нигде не зацепилась, не перевернулась, не попала в завал. На следующий день по прибывшей воде, они к обеду были на Джугарме.В этом случае, как говориться удача погладила их по голове, и они отделались лёгким испугом, но нервы себе пощекотали изрядно.
Второе чрезвычайное происшествие было более трагичным. Почти пройден весь путь, позади двести километров водной дороги. До базы на Джугарме всего десять. Пройти – то осталось последний кривун, из - за своей окружности, названный когда – то пастухами оленеводами «тарелка».А там уже виден распадок ключика «Чанкал», виден лабаз, изба, гараж.Тяжело груженая лодка медленно вползла в вставший на пути перекат «Труба».Здесь вся вода Зеи собирается в одну струю и как по желобу устремляется, вниз образуя большие волны. Лодка крадётся почти у берега и только в самой головке выходит в струю. Мотор работает на полном газе. Вода стремительно несётся мимо бортов, глядя на нее, кажется, лодка летит. Но когда переводишь взгляд на берег, то видишь, она медленно ползет, выбирая сантиметр за сантиметром. Не дай бог подведёт мотор в это время, вода сорвёт лодку с курса и понесёт вниз в бушующую пену, крутя и заливая огромными волнами. Беда случилась именно в этом месте. Побитый о камни винт не смог вытянуть лодку с ходу, она притормозила, создав впереди себя дополнительную волну, которая обрушилась на лодкуниже носа в двух – трёх метрах, заливая её через борта водой, которая скатилась по дну лодки к корме, погрузив её в волны. Мгновение и вся одиннадцатиметровая махина скрылась под водой. Володю пронесло по стремительному жёлобу метров сто пятьдесят, и только там, где течение стало спокойней, он смог выбраться на берег. Ватная фуфайка, медленно намокая, послужила спасательным жилетом. Ледяная вода обжигала так сильно, что не хватало дыхания. Обсушившись у костра, к ночи был на базе. Довольствоваться в этот охотничий сезон пришлось оставшимися с прошлого года продуктами. Выбравшись к Новогодним праздникам в Бомнак, завозил продукты уже на снегоходе «Буран». На следующее лето, оказавшись вновь в этих местах, обнаружил лодку, мотор и кое - что из вещей. Ущерб от этого злосчастного случая был большой, но главное, всё обошлось благополучно для него.
Со мной же произошёл курьёзный случай, я спускался на лодке по реке ...
Арга. Зимой мне предстояло, в этих местах охотится, и я ремонтировал избушки, которые уже были когда – то здесь построены и по ходу знакомился с новым для меня участком. Одиниз кривунов реки по карте был километров семь, а перешеек у него всего метров триста. Чтобы зимой спрямлять маршрут, решил его проверить сейчас. Причалил к берегу, привязал лодку к берёзе. Собаку, которая была со мной, тоже привязал на поводок на носу лодки, что бы попусту не гоняла зверьё.
Разведка была удачной, и я довольный возвратился к месту моего временного причала. Благодушие сменилось, когда я не обнаружил лодки на месте, а взглянув вниз по реке, увидел, она скрывается за поворот, а на её носу восседает собака. «Плохо привязал лодку» - мелькнула догадка. В следующее мгновение я уже изображал бег, насколько позволяла моя не молодая прыть. Бежать пришлось долго и мучительно, но всё же я её обогнал и, зайдя в воду по горло, уцепился за борт. Проплыв некоторое время и отдышавшись, сделал попытку забраться в лодку.
Закинул ногу на борт, стал вкарабкиваться, но ничего не получалось. Болотные сапоги, наполнившись водой, были как гири на ногах. Таких попыток было много, я бился ногой о борт, в конце концов усилия мои увенчались успехом, и я свалился на дно лодки.
Подозрения мои в том, что я плохо привязал лодку, оказались ошибочными. Разгадка была в умении моего пса перегрызать свой поводок, когда ему это было необходимо. Только на этот раз он перегрыз верёвку, который держал лодку. На следующий день нога, которой я бился о борт, была вся синей, но это не омрачало чувства удовлетворения от того, что я всё-таки догнал уплывающую лодку.
ПРОПАЖА.
Этим летом молодая эвенкийская семья, Витя и Лена Колесовы кочевали в верховье Сугжарикана. Счастьем были наполнены их сердца. После зимнего промысла, когда Витя уезжал на долгие месяцы в тайгу, они снова вместе. Рядом с ними два их сынишки. Старшему Славику два с половиной годика, младшенькому – семь месяцев. Витя приглядывает за оленями,разводит дымокуры, лечит их.Ходит на охоту и рыбалку, то глухаря или рябчиков принесёт, то порадует хариусами или ленком. Лена варит, стирает, ухаживает за детьми. В этот день Витя взял собаку и верхом на олене уехал на целый день сохатовать. Лена, как обычно занималась своим хозяйством.Славик играл на бревне. Это был его седовой олень. Отец пристегнул к бревну амагын - вьючное седло, и он залазил, слазил с него, поправлял, кочевал в своих детских играх.
Ещё, отец сделал ему деревянный карабин. Вместо затвора на нём был приделан шпингалет от оконной рамы и ремешок из сыромятины, чтобы носить на плече. Слава гордо вышагивал с карабином у дымокура и лежащих рядом оленей. После обеда Лена вышла из палатки, чтобыпокормить и уложить его поспать. Славы не было. Покричав и побегав рядом с табором,она его не обнаружила. Беспокойство охватило её. Она вернулась в палатку, где был младшенький Дима, уложила его в эвенкийскую люльку - эмкэ, связала её ремешками, чтоб он не смог вылезти ипобежала на поиски Славика. Бегала в одну сторону, в другую, кричала и снова металась по тайге. Бросилась на поиски к речке. Осмотрела берега вниз и вверх по течению. Сына нигде не было видно. Страх и паника охватили её. Ко всему прочему рядом не было мужа.
От бессилия она не знала, что предпринимать. Остаток летнего дня показался бесконечным. Она ругала мужа, которого так долго нет. Витя приехал, когда уже стемнело. Лена кинулась к мужу. «Витя, пропал Слава! Витя, пропал Слава! Я не смогла его найти. Найди его!» Витя молча снял соленя узду, отпустил его. Подозвал к себе Бэка, свою собаку, и даже не попив чая, снова ушёл с ним в ночь. Для Лены потянулись мучительные минуты ожидания. Она вслушивалась в звуки тайги, пытаясь уловить хоть что – то напоминающее о поиске.
Слышно монотонно журчит в реке вода, где – то далеко прокричала ночная птица и больше не звука, мертвая тишина, давящая болью на сердце. Небо начало светлеть, резче обозначились контуры деревьев и сопок. Возбуждённый от переживаний мозг рисовал ужасные картины. Но вот она услышала, как хрустнула недалеко ветка, ещё какой – то посторонний звук. Из тайги выбежал Бэк, а потом показался Витя. Он нёс сына. Лена кинулась навстречу. Славик спал на руках отца. Она вглядывалась в его лицо. Оно припухло от слёз,но было спокойным. У Лены началась истерика. Она кричала Вите: «Я больше не поеду в тайгу! Мы чуть не потеряли сына!» Лена взяла Славу и положилаего на постель, прикрыв одеяльцем. Потом встала, подошла, к молча стоящему мужу, и прижалась к нему всем телом, положив голову на грудь. Слышно было, как стучит его сердце. «Как ты нашел его?» - спросилаона. «Бэк нашёл. Слава спал под корягой» - ответил Витя.«Прости меня» - сказала Лена глядя ему в глаза и прижалась к мужу ещё сильнее.
ЛАНДО
Ландо, так звали одного оленя у старика Гильго. Он казался таким же старым, как и его хозяин. Уши у него висели вниз. За эти уши ему и дали эту кличку – Ландо - «Вислоухий». Иногда было слышно, как дед ругает его: « Ландо, какой ты пакостный. Опять ты отогнал собаку и съел из кастрюли её корм» Такое ворчание на оленя бывало частым, иногда ему перепадало и по сильнее, но привычки Ландо своей не менял. Он совал свой нос во все вещи, во все сумины, вынюхивая, что ни будь съестного. А ел он можно сказать всё подряд: соль, муку, любую крупу, лепёшки, жевал узды, маут, подпруги и многое другое. Иногда было слышно, как долбит он копытом в нарту, на которой уложены вещи. Этим летом на каникулы, Гильго взял с собой в тайгу младшую дочку Лилю с подружкой Олей.
Когда мы с ними в тайге повстречались, то обратили внимание какие девочки чумазые. Длинные волосы на их головках висели сосульками и торчали дыбом. «Вы что не умываетесь? Почему вы такие грязные?» - спросили их. «Ландо залез в потку и съел всё мыло, и туалетное, и хозяйственное. Мы почти месяц моемся и стираем вещи без мыла». Вечером в палатке они устроили себе баню. На маут, натянутый между деревьев, они развесили постиранные вещи. А когда помылись и вышли, девочек было не узнать, розовые личики светились счастьем. Отмытые волосы красиво свисали на спину и плечи. А Ландо на новом месте, крутился уже около наших вещей. Как и у нас людей, у оленей тоже бывают пакостники, которых приходиться терпеть.
АНАДЯКАН.
Первый раз этого оленя я увидел, когда он был оленёнком. Я зашёл к Никучану в палатку и чуть не споткнулся об него. Он лежал у самого входа свернувшись. Оленёнок не испугался, не вздрогнул. Было видно, что он привык, что здесь ходят. «А почему он у вас не на улице, с оленями?» - спросил я старика.
«Анадякан» - ответил старик. «Его так зовут?» - снова спросил я. «Да. По-русски Анадяканзначит сирота. Весной, когда проходил отел, я нашёл его чуть живого. Мать его потеряла, или погибла, мы не знаем. Пробовали подсунуть его другим маткам, они его не приняли. Пришлось выкармливать моей жене. Теперь он так и живёт с нами».
После первого знакомства, я ещё раза два видел Анадякана, он лежал около палатки стариков.Пробыв месяц на Луче, я перебрался на Ток, где обосновался надолго.Но вот как – то, спустя несколько лет, приехал к нам с Лучи Пепа Яковлев.Мы расспросили его о пастухах, о знакомых, вспомнили о Никучане. Я поинтересовался Анадяканом. «Как там сирота?» «Нормально» - ответил Пепа. «Стариков не бросает. Однажды мы уехали в зимовье, а Никучан с бабкой остались на какое – то время в своей палатке. Обещали дней через десять прикочевать. Срок кончился, их нет. Мы забеспокоились. Но прошло ещё дней пять, смотрим, едут наши старики вдвоём на одной нарте. Спрашиваем, что случилось? Оказывается, олени у них все ушли. Потом Анадякан вернулся и привёл с собой ещё двух рабочих оленей. Вот на них они и приехали» Когда то старики не бросили сироту, теперь он платит им тем же.
О ПОЛЬЗЕ И ВРЕДЕ МЯСА
Когда я слышу рассуждения о пользе и вреде мяса в питании людей, мне тоже хочется поделиться своими наблюдениями. Я, живя с эвенками в тайге, рацион питания которых в основе своей состоит из мяса, видел древних бабушек и дедушек полных сил, здоровья, оптимизма. Наш знаменитый земляк, Улукиткан в 93 года кочевал один в тайге с оленями.
Его напарник по экспедициям Николай Лиханов прожил 102 года.
Лиханова бабушка, 104 года. И таких примеров много. Эвенки мясо не доваривают, едят с кровинкой. А такие органы как почки, печень, костный мозг едят сырыми. В таком мясе сохраняются все полезные питательные свойства и витамины. Обязательно смотрят, каким было животное, больным или здоровым, чтобы не получить и себе болячки.Единственное мясо, которое они варят долго, это медвежатина. Медведь имеет заболевания, которые передаются человеку и визуально тяжело определимы.
А вот противоположный пример. Живя, в своё время в Узбекистане, пришлось мне побывать в Бухаре. Там, показали нам зиндан «тюрьму», в которой держали преступников. Это была яма глубиной метров восемь, расширяющаяся к низу. Вверху отверстие полутора метра в диаметре. Через него опускали узникам воду и пищу. Кормили их досыта, но только одним мясом. И было это мясо переваренным. Через 20 – 30дней эти люди умирали от страшных кишечно – желудочных болей. Они получали сильное отравление. Такое мясо для организма было ядом. Вот и делайте вывод. Я же думаю, что дело не в том, едим мы мясо или не едим, а в том, как мы его готовим.
ПЕССИМИСТИЧЕСКИЙ ПРОГНОЗ ЭВЕНКИЙСКОГО ШАМАНА.
«Планета наша живая и удерживает жизнь определёнными силами» - тихим голосом говорил шаман своим сородичам. «Это так называемые стихии. Стихии Воды, Воздуха, Земли и Огня. Стихию Воды люди используют и загрязняют без оглядки на её важность. Мазутные пятна можно встретить в любом водоёме земли. Тонны мусора устилают их берега и прибрежные воды. Тысячи тонн нефти и нефтепродуктов убивают животный и растительный мир океанов. Проблема преснойВоды уже остро стоит во многих городах и странах нашей планеты. Стихию Воздуха ежесекундно заражают дымящие день и ночь, промышленные трубы, выхлопные газы миллиарда автомобилей. Вырубленные леса, как каверны больного туберкулёзом, усугубляют проблему чистого Воздуха.
У стихии Земля свои болячки. Она развороченная, покрыта свалками мусора и всевозможными отходами. Истощаются её недра. Всё делается с нарушением законов её жизни, без оглядки на будущее. Мы не знаем, как это скажется на Матери – Природе. Незатронутой остаётся стихия Огня.На фоне угнетённых трёх первых она процветает,что ведёт к повышению температуры Земли, Воды и Воздуха. Всё также как у больного человека. Постоянные пожары её торжество. Эти цветочки, выращенные нашими руками, уже источают зловоние, от которого нам приходится задыхатся. Ягоды, которые вызреют от этих цветочков, будут для нас смертельны, и мы как зловредные микробы будем уничтожены.Дай Бог, чтоб этот мой прогноз не сбылся. Пусть наши намерения, перейдут в наши добрые дела» - подкладываяновую порцию сучьев в костер, закончил свои рассуждения старик. Огонь вспыхнул с новой силой, о чём - то забормотал своим надтреснутым голосом. Шаман взял в руки бубен, погрел его над костром. Грустная дробь долго не смолкала над чистойещё тайгой.
НАПУТСТВИЕ МОЛОДОЖЕНА
На одной эвенкийской свадьбе бригадир – оленевод напутствовал молодых: «Ещё вчера, вы бегали как молодые олени. Каждый сам по себе. Теперь вы пара, как олени в нартовой упряжке. Одной лямкой связаны ваши заботы, хлопоты, вся ваша жизнь. Оленья упряжка сделана так, чтоб олени груз тянули поровну. Один потянул быстрее, другого нарта по ногам начнёт бить, второй задёргался, первому достанется. Я хочу пожелать вам, чтоб ваша нарта жизни шла ровно, и не била вас, тогда вы сможете перевести очень тяжёлый груз, пройти большое расстояние и преодолеть любые препятствия, которые встанут на вашем пути. Если вы будете хорошей упряжкой, то жизненный путь ваш будет в радость. Если вы будите плохой парой, тогда жизнь будет сплошное мучение, которое порвёт упряжь, поломает нарту, и вымотает вас раньше времени».
ТРАГЕДИЯ. ПО ЧЬЕЙ ВИНЕ?
Вездеход прошёл летом, по нартовой дороге, не сворачивая, подминая и ломая стоящие на пути деревья. Он мог бы проложить рядом свою тропу, не портя чужую, но почему – то делал именно так. Зимой, когда оленеводам надо было по ней проехать, они наткнулись на сломанные, торчащие как копья потарчины. Взяв топоры в руки, долго прорубали они свою испорченную тропу, но кое – где эти обломки остались. Прошло два года, зимой пастухи очередной раз проезжали этой дорогой. Караван из пяти нарт неожиданно вытянулся. Так бывает когда какой – то из оленей зайдёт за дерево и не даст остальным двигаться дальше. Но на этот раз случилась настоящая трагедия. Задний олень, отойдя чуть в сторону, уперся грудью в оставшуюся не срубленной одну из поторчин. Острая, высохшая лиственница не сломалась и весь караван, силой своей тяги натянул на неё бедного оленя. Прорвав шкуру, она почти на метр вошла в тело животного. Даже повидавшие за свою долгую жизнь старики не смогли припомнить подобного случая.
НЕОЖИДАННЫЙ РАЗГОВОР
Поздний вечер, собираюсь ложиться спать. Слышу, на улице прямо над головой кто – то разговаривает. Явная речь, только не членораздельная. Я притих, прислушался - тишина. Потом снова бессвязное бормотание. Тут я окончательно этим заинтересовался и вышел наружу. Вязкая темнота обступила таёжную избушку. Рядом стоящие лиственницы смутными силуэтами высвечиваются на звёздном небе. Задрав голову, пытаюсь рассмотреть в их кронах нарушителя моего спокойствия, но ничего не вижу. Вдруг снова голос с непонятной для меня речью. Мне стало жутко, я шмыгнул в зимовье и быстро захлопнул за собой дверь. Предположением моим было, что это сыграл со мною шутку филин. Я часто слышал его характерное ночное уханье. Но в этот раз была именно речь. Какое – то мистическое наваждение. Ни до, ни после ничего подобного со мною не происходило. Я и сейчас думаю, что в тот раз кто – то со мною пообщался, но я его не понял.
Д А Г А П Т У К
Дагаптук – это олень идущий следом за седовым. Он не должен быть танчаки, не должен тянуться на узде, седовому и так достаётся больше всех. Должен быть дулумду - спокойным и сильным.
Именно таким оленем был Витин Дагаптук. Ему Витя с Леной доверяли самый ценный груз. На него вьючили эмкэ - люльку с маленьким сынишкой, а с другой стороны на привьюк карабин, чтобы всё это, в случае опасности, было рядом, под рукой. По оленьим возрастным меркам Дагаптук был в самом расцвете сил, он был Муту, и ему уже сровнялось пять лет. Он как будто догадывался, какой груз возит. Спокойно стоял, когда на него грузили или поправляли вьюк, искоса поглядывая на плачущего малыша. Осторожно обходил деревья, стараясь не задеть их люлькой. Не шарахался от укусов паутов и комаров, как это делали другие олени.
Как – то раз, кочуя по тайге, повстречался им небольшой, но глубокий ключик с крутыми берегами. Витя шёл пешком, ведя седового за узду. Легко перепрыгнул ключик, следом седовой. Дагаптук тоже прыгнул, но идущий за ним олень приотстал и натянул узду, она затормозила его, и Дагаптук упал в ключ. Узда порвалась. Каким – то невероятным усилием Дагаптук держался весь изогнувшись на крутом склоне. Задние ноги просели и дрожали, копытами передних он царапался об отвесный борт. Вот – вот он сорвётся в воду. Витя подскочил, схватился одной рукой за люльку, где спокойно спал сын, другой дернул за торчащий конец тынептуна. Подпруга ослабла, освобождая вьюк, и он выхватил его, вместе с люлькой на берег. Почти, в то же мгновение Дагаптук рухнул в воду. Лена, наблюдающая за этой страшной картиной, промелькнувшей перед её глазами, стояла с испуганными глазами и не могла говорить. Дагаптук тоже не пострадал, он прожил ещё долго, и после этого случая пользовался у Вити с Леной особым уважением.
ЕСТЬ ЛИ БОГ?
Я спросил в тайге у своего Шамана: « Есть ли Бог?» Он долго молчал, потом сказал: « Мы, эвенки, верим в духов. Дух, выбирает себе тело и душу. Всё пропитано в мире и подчиняется законам Духа. В тебе живет твой Дух. Твоё тело и душа помогаю ему проявиться в жизни на Земле. Когда у тебя что – то заболит, тот орган или клетки которым плохо, шлют тебе сигнал и просят о помощи, значит, у них тоже есть Дух. Твой Дух для твоего тела, для твоих органов, для твоих клеток Бог. Он один имеет право выбора сделать хорошо или плохо для твоего тела. Хороший ты Бог или плохой зависит от тебя. Когда ты не можешь помочь своему телу или душе, или кому-то ещё, в тяжёлые минуты отчаяния ты взываешь к Высшему Духу. Ты просишь его помощи. Вот его вы русские называете Богом. Но и над ним есть Высший Дух, потому что мир бесконечен. Осознай, Коля Бога в себе, в молящих к тебе твоих клетках, в каждой мельчайшей частице окружающего мира. Осознай Бога в Матери – Природе, в людях, в бесконечном пространстве, и ты решишь этот вопрос. Осознание твоё расшириться, и ты никогда не будешь одинок. Мир и ты станут едины, и ты почувствуешь Бога во всём».
ВЗАИМООТНОШЕНИЯ
У тёти Кати Трифоновой и Кирилла Сафронова было восемь детей. Не смотря на это, со всей этой оравой они летом ездили в экспедицию каюрить. Московская геолого – разведывательная экспедиция, приезжала в Бомнак на протяжении десяти лет и Кирилл и тётя Катя работали всё это время в одной из её партий. Дети активно им помогали во всём. Оленей, на всю эту семейную бригаду, было голов пятьдесят. И почти всех оленей они вьючили, не считая молодняк. Двадцать вьюков было экспедиционных, остальные для личного скарба.
Перед каждой поездкой Кирилл начинал наводить ревизию вещам, которые были в пользовании Тети Кати. Он вытряхивал их,из объёмистых сумин и поток, считая ненужными и создающими лишний груз. Это были отрезки кожи, лоскуты материи, кастрюльки и сковородки разных объёмов и размеров, другая рухлядь. Когда же он отвлекался от этого занятия, тётя Катя быстро рассовывала их опять по поткам. Всё это необходимое ей для шитья, для варки, для разных мелочных работ, детские игрушки кочевало в очередной раз дальше. Как бы оправдывая свои действия, ворча,она приговаривала: «Магазина в тайге нет».
Когда караван был готов к отправке, рассаживали вдвоём младших детей на вьюки, а старшие сами ловко забирались в свои сёдла. Тётя Катя садилась, с какого ни будь пенька или поваленной лесины на седового «Баюткана» и пристраивалась в конец длинного каравана. Об этом её олене можно рассказывать отдельно, но я только скажу, что его отцом был дикий олень – согжой, «моноту», а матерью матка домашнего оленя. Он был похож на своего отца дикаря обличьем и большим ростом, среди стада оленей возвышался чуть ли не на голову. Нравом же был в свою мать, очень ласковым и смирным. Когда ему было полтора года, его хотели отправить на забой, думали, толку с него не будет. Тётя Катя не дала этого сделать и воспитывала его сама. Она была крупная женщина, и не каждый седовой её мог увезти. На этом она ездила легко и без проблем, возвышаясь над всем караваном. Часто другие охотники просили поменять её «Баюткана» на их оленей, давая взамен двух и даже трёх оленей. У неё в таких случаях был всегда один ответ: «Я об этом думать и говорить не хочу, мне это неприятно» Но это отступление, а караван двигался дальше. Кирилл становился в голову этого длинного оленьего поезда и медленно начинал движение. Убедившись, что никто не запутался, не закрутился вокруг лесины, приостанавливался, и ловко вскочив в седло, без оглядки прокладывал путь.
К вечеру, несмотря на различные приключения, к назначенному пункту новой стоянки, они добирались. С первых лет каюрства они очень привязались к геологам, хорошо знали их семьи, жён, детей и готовили им подарки. Тетя Катя, несмотря на своё многочисленное семейство, которое приходилось обшивать, шила и им тапочки, перчатки, унты, коврики. С начальником партии у них были особо теплые, почти родственные отношения. Он знал всех тёти Катиных и Кирилловы детей по именам, знал, поскольку им лет, чем интересуются. Исходя из этих наблюдений, привозил с Москвы вещи, которые всегда изумляли и взрослых и детей. Я видел, как гордилась зимой тётя Катя пуховым платком, а Кирилл радиоприёмником «Спидола». «Мы только зимой охотники. А летом мы геологи, мы Москвичи» - говорил Кирилл. В его словах была уверенность и чувство сопричастности к этим людям, к их не легкому, нужному делу, к их личной жизни. К нему геологи также относились с особым уважением и называли « Наш таёжный профессор». Встречи и прощания всегда были очень трогательны и изумляли меня своей искренностью. Когда экспедиция отработала наши места и ушла в другой район, эта семья ещё долго жила воспоминаниями и надеждой, что вдруг они ещё вернуться. Я думаю, и геологи грустили о невозможности снова свидеться с этим замечательным семейством. С Бомнака, каждое лето, более сорока каюров отправлялось в разные стороны тайги: с геологами, с топографами, с лес устроителями, с геодезистами. Все приезжали радостные, наполненные новыми впечатлениями и знакомствами, с надеждой ждали новых встреч. Я, думаю, это было обоюдным. В этом проявлялась, какая то поэзия для тех и других.
ПОИСК
Григорий Трифонов работал одно лето каюром на Мульмуге.
Как то вечером не вернулась с маршрута геологиня. Начальник партии собрал рано утром геологов, пригласил и его, чтоб обсудить дальнейшие действия. На карте он показал примерный район, где она могла потеряться. Гильго первым вызвался пойти на поиски. Остальные поддержали эту идею. Все знали, что в этих местах он промышляет зимой соболя и очень хорошо знаком с этой территорией. Взяв двух седовых и одного оленя под вьюк, в который уложил чайник и продукты, он не мешкая уехал.
Поздно вечером женщина была доставлена на базу экспедиции, на запасном седовом. Она действительно заблудилась. И как когда то её учили пошла вниз по реке, уходя всё дальше от стоянки геологов. Гильго нашел её следы на одной из речных кос. Увидел, что она движется вниз по Мульмуге. Хорошо зная большие кривуны этой реки, он срезал их, проверял, видел, что женщина идёт только по реке и двигался дальше. Вот она разводила костёр, рядом подстилка из веток. Здесь она пережидала тёмное время. Одного взгляда таёжнику хватило понять, что она ушла с этого места рано утром, и он, не останавливаясь, двинулся дальше. Срезано напрямую ещё несколько речных завитков. И вновь он видел только её следы. Они стали более свежими. Обогнув очередной зигзаг, следов не обнаружил. Выбрав место, привязал оленей, разжёг костёр, принёс чайник с водой. В это время, геологиня уже видела его и быстро шла к табору.
Радостью светилось её лицо. Через минуту – другую в чайнике закипит вода. Она напьётся густого таёжного чая, и жизнь пойдёт дальше своей чередой. Поиск окончился удачно.
(Продолжение следует)
